Если делать всё правильно, то и будет всё так, как положено
Сегодняшнему дню посвящается
Летом 92–го я должен был легко и непринуждённо взобраться на новую жизненную ступень, будучи одной из почти трехсот капель новой крови в составе очередного выпуска Тверского (Калининского) Суворовского военного училища. За спиной два года набора ума–разума и лютой тяги за забор, где бушевавшие в полный рост перестроечные свобода, равенство и раздолбайство выглядели куда привлекательнее зубрёжки и «оголтелой военщины» – наряды, устав, равняйсь–смирно. Это позже пришло просветление, что якобы муштра и всяческие ограничения были санаторно–курортным лечением, а в то время от промежуточного финала не ведала предела радость. Неизбежная взрослая жизнь предопределялась простым алгоритмом – поступление в высшее военное и служба Родине, которую серьёзные перемены только начинали трясти. Будущее, казалось, было определено достаточно чётко. Добротные шинели командирского корпуса ещё не трещали по швам, в представлении большинства офицеры оставались той самой элитой, о которой снимали героические фильмы, ей гордились, завидовали, её уважали. И хоть я был достаточно осведомлён о реалиях профессиональной службы, перспективы не пугали (дальше Кушки не пошлют). В общем, то лето встретило меня предвкушением хоть и короткого, но беззаботного времяпровождения, ведь статус суворовца предполагал на тот момент поступление в большинство ВВУЗ без дополнительной подготовки, никаких экзаменов, только профотбор, физо и медкомиссия. А нам ли, кадетам, бояться тестов, кроссов и турника? О здоровье и говорить нечего, всех буквально стопами Суворова (в летнем лагере реально босиком) каждое утро выгоняли прочь из сладких снов, формируя и не безуспешно чудо–богатырей.

Итак, 17–летний оболтус начал отведенный полуторамесячный кусок лета с пользою проводить. Развлекался сотоварищи как мог, не думал ни о чём, даже назойливый насморк не сильно смущал. Когда ты так беспечно юн, на руках распредка в стольный град, а не в мухосранское вертолётно–пулемётное, кругом тепло и развесёлая компания, что тебе перерасход носовых платков? Проснулся к вечеру, соблюл мыльно–рыльные таинства, & sex & drugs & rock & roll etc.

Увы, слишком короток сладкий миг блаженного тунеядства. Вот август вернул меня в мир сущий, заставил вновь влезть в форму и прибыть для прохождения своего рода КМБ на Кубинку в учебный центр бывшей ВПА им. Ленина, которую с распадом Союза и разгоном КПСС переименовали в Гуманитарную академию ВС РФ (ГАВС). Ох, и ржали мы над этой аббревиатурой, обзывая друг друга братьями Гавс (есть такие в «Утиных историях»). Инфраструктура УЦ согласно курсу на развитой капитализм успешно растаскивалась неблагонадёжными элементами, и санчасть участь сия не минула, в ней из всего медицинского оборудования имелся автоклав и допотопная бормашина. Но самое главное, что сильно ощущалось на Кубинке – очень многим вокруг стало резко на всё плевать с высочайшей колокольни. Впрочем, жизнь самой страны катилась тогда по инерции, что отражалось и на армии, хорошо хоть в данном случае не в концентрированном виде.

Отбегав и отпрыгав положенное, я прошел профотбор и отправился на медкомиссию в Москву. Ни у кого из специалистов в белых халатах не возникло сомненийв годности свежей тушки к грядущим тяготам и лишениям. Один лишь лор, седовласый, спокойный, уверенный, суровый, но одновременно излучающий какую–то отеческую заботу человек явно военной выправки после осмотра задал мне несколько вопросов и ещё в процессе беседы пошел мыть руки. Затем доктор напихал мне в обе ноздри мокрой ваты на кончиках тонкой проволоки, заставил запрокинуть голову вверх и велел ждать, а сам принялся возиться над столом. Воспитанный кадеткой и советской действительностью, обученный исполнительности и уважению к врачебной практике, я сидел тихо, а так как ничего не видел, то и бесстрашно. Потом же приключилось одно из самых запоминающихся событий в моей жизни. За одну секунду вместо ваты в левой ноздре оказалась игла размером как в «Кавказской пленнице», которой героя Моргунова кололи, раздался хруст. Твёрдая рука врача нагнула грешную голову вашего покорного слуги вниз, под подбородок была всунута кювета, и состоялось первое промывание гайморовой пазухи. Второе не заставило себя ждать, кюветы опорожнялись дважды. Так я познакомился с Шамилем Тагировичем Исаевым и немало ошарашенный был выдворен, но не восвояси, а на рентген, после которого Шамиль Тагирович бросил взгляд на снимок и… комиссовал меня нахрен. Никак нельзя, сказал доктор, с диагнозом «двухсторонний подострый гайморит» в такой запущенной стадии допустить пациента к обучению в этой бурсе.

И застыл я тогда в великой тоске, шутка ли – в одно мгновенье запланированная жизнь откатилась в нулевую точку. Прахом оказалось СВУ. Будущее приобрело оттенок мутного чая, без сахара. Исчезли расправляющие плечи золотые погоны со звездами, а мир стреножился солдатскими портянками. Пациент вернулся из Москвы в Тверь.

Отматывая пленку назад, я по сей день благословляю тот час, когда Шамиль Тагирович на основании одного лишь внешнего осмотра проколол мой глупый нос. Только потом мне пояснили, чем могут закончиться подобные случаи. Заболел–то я еще в начале лета во время подготовки к выпускным экзаменам. Сидел в классе между открытой дверью и окном на самом сквозняке, вот и продуло. На медкомиссии в кадетке никто на симптоматику внимания не обратил. Сам же я вообще не понимал, что происходит, здоровья–то до этого было как у некурящего коня. Думаю, будь на месте Шамиля Тагировича другой человек, кто знает, что бы он сделал. Ну, сопливит абитуриент, ничего страшного.

Родители при встрече немедленно устроили сыну казнь за халатное отношение к здоровью, а потом вышли на начальника факультета, который после консультации «с медициной» разрешил меня вылечить своими силами и вернуть в строй. Дома же гражданские врачи пришли в ужас от увиденного и до середины сентября ставили проколы, в общей сложности по 15 в каждую пазуху. Они и рассказали, на какой грани я балансировал. Не вдаваясь в подробности, не будь той пункции имени доктора Исаева, последствия могли поломать мой организм вплоть до критического состояния. Осознав ситуацию, я при первой же возможности пал в ноги Шамилю Тагировичу, почитая его с тех пор безмерно как крестного отца. К великому сожалению, после выпуска я его боле не видел.

Конечно, не стань я офицером из–за той неудавшейся выбраковки, судьба сложилась бы совсем иначе. На первом месте службы я познакомился с женой, которая подарила мне радость отцовства и абсолютное семейное счастье. Именно в армии я прошел школу, о которой ни на миг не жалею, приобрёл друзей, с которыми по сей день встречаюсь. Узнал, что такое честь, и что такое скотство. Но всё же куда важнее, что именно благодаря внимательному Врачу я сохранил здоровье, а может и жизнь.

Информацию о Шамиле Тагировиче я давно порывался найти, но сподобился буквально несколько месяцев назад. К счастью, в одной из социальных сетей обнаружился его племянник, который поделился со мной приведенными ниже (в моей редактуре) воспоминаниями о дяде, ушедшем из жизни 12 лет назад.

Исаев Шамиль Тагирович (1925–2004). Родился в Оренбурге, воевал 1943 — 1945, закончил войну в Кенигсберге. Демобилизовалсяв 1946–м и поступил в Оренбургский медицинский институт, стал военврачом, уволился в запас в звании полковника. В своей специальности – профессионал высочайшего класса, чрезвычайно педантичный и крайне требовательный к себе и окружающим, неподкупный и честный (не стал племяннице в Москве помогать поступать в медвуз, в итоге она со второго раза прошла, да и я поступалу нас в Орене без его помощи. Он высказывался в духе «есть желание — сможешь, я же смог»). Очень скрупулёзно относился к своей работе. По поводу истории Вашего знакомства дядя сказал бы, что это просто надлежащее, правильное выполнение своих обязанностей врача (в результате которого можно и спасти жизнь). Он мне как–то рассказывал о случае анафилактического шока у пациента знакомого доктора. Тот просто то ли забыл, то ли отмахнулся и не провёл обязательную пробу перед введением препарата, в результате получил то, что получил. И здесь мнение моего дяди: «если делать всё правильно, то и будет всё так, как положено».
Для семьи служил цементирующим звеном. В жизни был очень интересным человеком, мог о многом красочно рассказывать, но не о войне. Как–то раз ещё в своём детстве я спросил его, было ли страшно. Он немного задумался, потом ответил, что вначале было страшно, когда пули рядом свистят, пролетают, а потом ничего, привыкаешь.

Вот такая история к сегодняшней дате. Позвольте на том поздравить причастных к ней и пожелать всем мира, ибо никто так страстно не желает его, кроме тех, чья профессия – Родину защищать.

Danny Frost